— Доктор, вы можете управлять захватами? — спросил Конвей. — Отлично. Идите к пульту…

Пока Приликла пробирался к контрольному пункту, Конвей перевел антигравитационный пояс на ноль и крикнул: — Я буду подавать команды снизу! — И, оказавшись в состоянии невесомости, оттолкнулся и поплыл к полу. Но маленькие ФРОБы отлично знали Конвея, хотя не любили его или он им надоел: ведь он мог играть только в одну игру — колоться большими иголками, пока тебя держат, чтобы ты не вырвался. Поэтому, несмотря на крики и жесты Конвея, малыш его полностью игнорировал. Однако другие обитатели палаты проявили известный интерес, правда, не к Конвею, а к гостю, который продолжал изменяться.

— Не смей! — закричал Конвей, увидев, во что превращается СРТТ. — Остановись! Немедленно прекрати!..

Но было поздно. Вся палата бросилась к СРТТ, раздались восторженные вопли детишек: “Кукла! Кукла! Какая кукла!”

Взлетев повыше, чтобы не попасть под ноги малышам, Конвей взглянул сверху на колышущуюся массу ФРОБов, и его затошнило от мысли, что незадачливый СРТТ теперь явно распростится с жизнью. Но беглец каким-то образом умудрился выскочить из-под топочущих ног и, прижавшись к стенке, уклониться от тянущихся к нему морд. Он выбрался из толпы, избитый, полузадушенный, все еще сохраняя принятую им форму. Его чуть не погубила мысль, что ФРОБы не нападут на их собственную уменьшенную копию.

Конвей крикнул Приликле:

— Хватай! Быстрее!

Приликла не терял времени даром. Массивные захваты приемника уже нависли над оглушенным СРТТ; по знаку Конвея они опустились и схватили беглеца. Конвей вцепился в один из тросов и, поднимаясь вместе с грузом, проговорил:

— Все в порядке. Ты в безопасности. Не волнуйся. Я хочу тебе помочь…

В ответ СРТТ забился с такой силой, что чуть не раскрыл захваты и неожиданно превратился в слизистую мягкую массу, которая проскользнула между лап подъемника и шлепнулась на пол. ФРОБы радостно завопили и вновь набросились на беглеца.

На этот раз ему не выпутаться, думал Конвей, охваченный ужасом, жалостью и разочарованием. Существо, которое испугалось в момент прибытия в Госпиталь и с тех пор находилось в бегах, было охвачено такой паникой, что ничто не могло его спасти. Захваты никуда не годились, но оставалось еще одно. Наверно, О’Мара за это заживо сдерет с него кожу, но по крайней мере Конвей спасет беглецу жизнь, если даст ему убежать.

В стене напротив входного люка была дверь, через которую впускали больных ФРОБов. Это была самая простая дверь, потому что давление в коридоре было таким же, как и в палате. Конвей перелетел через палату к контрольному щиту и распахнул эту дверь. СРТТ, не настолько потерявший рассудок от страха, чтобы не заметить пути к отступлению, проскользнул в дверь и исчез. Конвей захлопнул ее, не дав игривым малышам последовать за их жертвой, а затем поднялся к контрольному пульту, чтобы доложить обо всем О’Маре. Теперь ситуация была куда хуже, чем они полагали. В другом конце палаты Конвей успел заметить нечто такое, что неимоверно затрудняло поимку беглеца. Конвей наконец понял, почему СРТТ никак не реагировал на его уговоры — транслятор СРТТ был разбит я приведен в негодность.

Конвей занес руку над выключателем интеркома, как вдруг услышал голос Приликлы:

— Простите, сэр, но вас не беспокоит моя способность улавливать чувства? Может, вам неприятно, когда я говорю вслух о том, что вас волнует?

— На оба вопроса я бы ответил отрицательно, — сказал Конвей. — Хотя, если уж касаться второго, мне бы не доставило удовольствия, если бы вы стали рассказывать о ваших наблюдениях кому-то еще. А почему вы спрашиваете?

— Потому что я почувствовал, как вы взволнованы тем, что СРТТ может сделать с вашими пациентами, — ответил Приликла. — И мне не хотелось бы усугублять ваше беспокойство, рассказывая вам о типе и силе эмоций, которые я уловил в мозгу беглеца.

Конвей вздохнул.

— Валяйте. Дела обстоят так плохо, что хуже некуда.

Но оказалось, что это еще не самое худшее.

Когда Приликла кончил рассказывать, Конвей как ужаленный отдернул руку от интеркома.

— Я не могу сказать ему этого по интеркому! — взорвался он. — Стоит только узнать об этом кому-нибудь из пациентов или из обслуживающего персонала, как начнется паника. Бежим, мы должны разыскать О’Мару!

Главного психолога не было ни в кабинете, ни в секции мнемографии. Но им удалось узнать, где он, и они поспешили на сорок седьмой уровень в Лабораторную палату № 3.

Это была большая комната с температурой и давлением, подходящими для теплокровных, дышащих кислородом существ. Доктора, лечившие ДБДГ, ДБЛФ и ФГЛИ, исследовали здесь наиболее редкие и экзотические случаи. Если условия в палате не подходили для пациентов, то они ждали своей очереди в больших прозрачных боксах, расположенных вдоль стен. В Госпитале эту палату прозвали “Испытательный полигон”, и Конвей увидел здесь группу медиков всевозможных размеров и форм, окруживших стеклянный бак посередине палаты. Должно быть, в нем и находился умирающий старый СРТТ.

Конвей увидел О’Мару у пульта связи и поспешил к нему.

О’Мара слушал его молча, хотя несколько раз открывал рот, как бы желая перебить Конвея, но каждый раз упрямо поджимал губы. Когда же Конвей дошел до сломанного транслятора, О’Мара жестом заставил его замолчать и резко ударил по кнопке вызова.

— Соедините меня со Скемптоном из Технического управления, — рявкнул он. — Скемптон, наш беглец находится в секторе ФРОБ детского отделения. Но возникло одно осложнение. Боюсь, что он лишился транслятора… — После паузы О’Мара продолжал: — Я также не представляю, как вам удастся успокоить его, если вы не можете с ним объясниться, но продолжайте делать все, что в ваших силах, а я попробую поговорить со связистами.

Он отключился, затем снова нажал на кнопку и сказал:

— Колинсона пожалуйста… Это я. Попрошу вас связаться с группой, исследовавшей планету СРТТ. Пусть они подготовят текст на языке СРТТ. Сейчас я дам вам содержание текста, и вы его им продиктуете. Вы не представляете, до чего нам нужно это послание. И я скажу вам, почему…